Джон Бон Джови расслабляется за бутылочкой изысканного вина, рассуждая о славе, творчестве и... эээ… своём члене на груди Мадонны
|
|
|
|
Мы отдыхаем у бассейна в роскошном южно-африканском отеле, а я пытаюсь не смотреть на грудь Джона: ярко-розовая и идеально гладкая. Она могла бы показаться дорогущей футболкой от «Versace», но нет — это действительно грудь Джона, свежевыбритая для съёмок в фильме «Лидер». Он бьёт себя в грудь, некогда настолько густо покрытую волосами, что Берт Рейнолдс готов был бы убить за такую же, и морщится: «О, не пялься. Мне хватило самого бритья. Они сделали из этого такое событие!». И тут не скажешь, что он неправ. Когда несколько лет назад он сменил забавную причёску «пуделя» в стиле Дэвида Ли Рота на модельную короткую стрижку, пресса отреагировала так, будто это было событие мирового масштаба, вроде усмирения Боснии. Если бы мы интересовались историей группы «Bon Jovi», то легко догадались бы, что смена причёски символизировала изменение стиля группы: с эпатажного молодёжного рок-н-ролла на лаконичный, степенный и достойный взрослый рок. Но нет. Нас больше интересовали волосы Джона. А это то, чего он, между прочим, боится больше всего. Именно на это обычно жалуются красивые женщины — их никто никогда не воспринимает всерьёз. Что, конечно же, в корне неверно. Общественность всегда интересовалась секс-символами женского пола (от Клеопатры до Монро и Синди Кроуфорд) — их жизнь анализировали, записывали и периодически выносили на обложку еженедельника «Тайм». Мэрилин Монро представлялась не только ленивой толстой коровой, а ещё и «загадкой» и «тайной». В наши же дни «блондинками», пытающимися доказать миру, что не дураки, стали Джонни Депп, Брэд Питт и Джон Бон Джови — эдакое мужское воплощение Синди Кроуфорд. Красивым мужчинам достаётся с обеих сторон. Мика Хакнелла считают кем-то вроде современного социалиста, потому что он — уродливый придурок, выглядящий как герцогиня Йоркская в мужском обличье. Это только Джон, таская штанги, задаётся вопросом, почему журналисты из «Smash Hits» задают ему тупые вопросы и почему на обложке воскресного выпуска красуется не он, а Брюс Спрингстин.
«Мне не нужны аплодисменты и лесть, но... почему?».
Ответ: Брюс не такой смазливый.
Джон пожимает плечами, прям как Вуди Аллен, и отвечает страшно саркастичным тоном: «Ну, хоть маленькие девчонки понимают».
Он валяется у бассейна в ожидании сегодняшнего выступления перед 60-тысячной аудиторией, попивая бутылочку-другую винца, чтобы «потушить огонь прошлой ночи». Не машет зажигалкой над головой, а напивается. «Я слишком много пью, ну а как иначе? Я же на гастролях, мне больше нечем заняться. Мне смертельно скучно бездельничать целыми днями в ожидании выступлений. Ради фильма я стараюсь пить поменьше. Там будет много обнажённых сцен с моим участием, поэтому я пытаюсь привести себя в форму, но пока не очень-то получается». Он заказывает фруктовый салат и бутылку вина. Под неусыпным наблюдением телохранителя (бывшего КГБ-шника с «Магнумом»), Джон неуверенно накалывает кусочек манго. Непонятно, от кого он охраняет Джона — возле бассейна ещё только трое: низкорослые лысые бизнесмены, которые могут быть опасными только тем, что одеты в нелепые оранжевые трусы и тем, что иногда косятся в нашу сторону. Джон рассеянно листает британский музыкальный журнал, в котором перечисляются 50 лучших альбомов прошлого года.
«Никогда о них не слышал», — комментирует он. Добравшись до «Oasis», замечает: «Те ещё музыканты», — и вся британская поп-музыка в одночасье кажется жалкой, как Донован в фильме «Не смотри назад», пытающийся произвести впечатление на Боба Дилана. Единственная композиция, которая вызывает у него хоть какой-то интерес — песня группы «Black Grape» («Наконец-то что-то стоящее»). Да! Так начинается сотрудничество Ричи Самборы и Беза.
Джон оживляется лишь после того, как допил бокал вина и принялся за «Vogue». Человек, взасос целовавшийся с Синди Кроуфорд в клипе на песню «Please Come Home For Christmas» («Пожалуйста, вернись домой к Рождеству»), всё ещё неравнодушен к хорошеньким женщинам.
«Я всегда считал, что натуральные рыжие волосы — это божественно... Джулианна Мур… Очень сексуальная. Брюнеточка Синди. Хорошенькая», — драматическая пауза. — «Но в реальной жизни она, конечно же, не так прекрасна». Входит в раж. «Эль Макферсон — красавица. Клаудиа Шиффер — просто Робоженщина. Лиз Херли выглядит вполне себе неплохо... Как думаешь, она берёт в рот?».
Что-что?! Обычно усталый и эмоциональный Джон, похоже, чувствует себя лучше всего, когда говорит о сексе.
«Ну, потому что Мадонна эгоистична в сексе. Ты полчаса будешь ублажать ртом, а она никогда не ответит тебе взаимностью. Тебе придётся кончать на её грёбаные сиськи. Ха-ха-ха. Я бы излил ей прямо на лицо. Вот и живи теперь с этим! Мадонну так просто не трахнешь — скорее, она трахнет тебя. Не сгребёшь в охапку, не завалишь на постель и не задашь жару. Она завалит тебя и хорошенько оттрахает».
Не слишком ли сильно ты стараешься развенчать образ металлиста-женоненавистника своей юности, а, Джон?
«Не, дружище. Я люблю женщин. Просто сегодня я слишком возбуждён. Гастроли подзатянулись. Уже несколько недель без секса».
Йоханнесбург — последний этап 105-дневного тура, и группа явно подустала. У Джона разбухли колени, что немудрено — по восемьдесят прыжков «рок-музыканта» за вечер.
«Да уж, колени, лодыжки, горло — всё начинает сдавать. Здравый смысл меня покидает. Мозг просто отказывается работать». Отчасти поэтому Джон соглашается сниматься в фильмах.
Его дебютную роль мойщика окон (маляра — прим. Bon Jovi Russia) в фильме «Лунный свет и Валентино» (с Вупи Голдберг) назвали «поразительно проникновенной». Фильм, съёмки которого сейчас заканчиваются в Лондоне, — эротический триллер Джона Дьюгана, в котором Бон Джови играет звезду Голливуда, ставшего наёмным убийцей (так указано в оригинале публикации — прим. Bon Jovi Russia). Начав было делиться подробностями, он отвлекается.
«Мне нравятся женщины постарше, — возвращается он к прежней теме. — В детстве у меня была пара ситуаций, похожих на сцены с Энн Бэнкрофт. Когда думаю, насколько плох был в сексе, мне хочется себя прибить. Полный отстой. Если бы только я мог повернуть время вспять!». Пока он самозабвенно ржёт над собой, к нему подходит телохранитель и что-то шепчет на ухо, от чего Джон перестаёт улыбаться. Он приподнимает козырёк бейсболки и украдкой оглядывается через плечо. Что? Энн Бэнкрофт здесь? Нет. Телохранитель сказал, что те трое пухляков в вульгарных трусах — русские бандиты. «Они все убийцы, — шепчет возбуждённый рок-музыкант. — Вот так вляпались: лежим тут, идиоты, у бассейна, и ничего не подозреваем. Думаем, что это просто толстяки в тупых плавках, которые вообще стоило бы запретить носить. И ничегошеньки не знаем. Жуть какая. Русские страшнее итальянцев, поскольку выбрались на свободу совсем недавно. Чёрт, я предпочитаю держаться от них подальше».
Я откланиваюсь и ухожу: после двенадцатичасового перелёта чувствую себя не так хорошо, чтобы сидеть рядом с русскими бандюганами и слушать, как Джон Бон Джови мечтает кончить на лицо Мадонны.
Мы в самом пафосном отеле мира с такой серьёзной охраной, что в номер можно пробраться, только если ты прибыл с группой. И особенно сложно, если ты — женщина. «Чем могу помочь?» — спрашивает суровый портье, завидев меня возле сияющего позолотой лифта. «Спасибо, ничем», — щебечу я в отчет. «Чем могу помочь?» — настаивает он, делая шаг мне навстречу. Смотрю на него в упор. «Я же сказала — помощь не нужна». Он вставляет ногу между закрывающимися дверьми и пытается схватить меня за плечо: «Вам туда нельзя». Я трясу ключом перед его носом — и он просит прощения: не особо рьяно, но и на этом спасибо. По коридору прохожу мимо номера, перед дверью которого круглосуточно дежурит телохранитель Джона. Ну да, Джон Бон Джови — реальная поп-звезда, одна из самых ярких в мире. Они что, серьёзно думают, что вооруженные террористы ворвутся в его номер с криками: «Сыграй-ка «Blaze Of Glory» или получишь от Манделы»? Сомневаюсь. Кстати, Нельсон Мандела пригласил Джона и его жену Доротею, чемпионку по дзюдо, завтра на чай. Прикольная ситуация для парня из Нью-Джерси. Но Джон привык к славе со времён альбома «Slippery When Wet», благодаря которому к нему и пришла слава и который до сих пор остаётся одним из самых продающихся альбомов 80-х годов.
«Я выбил татуировку с изображением супермена на плече, потому что после выхода «Slippery» чувствовал себя супер-человеком. В месяц продавалось по миллиону пластинок. Я попал на обложку «Rolling Stone». Мы не могли поверить в то, что это реально происходит с нами».
Сегодня группу «Bon Jovi» уважают (скрепя сердце) за то, что смогли пережить кончину подросткового поп-рока. «Популярность гранжа в Америке стала выстрелом в голову для всех групп нашего стиля. Я не Эдди Веддер. Я не из того поколения. Я не был знаком ни с одним ребёнком, который прострелил бы себе голову. Я вырос в лучшее время в лучшем месте. Среди моих друзей практически не было таких, чьи родители не были бы женаты. Семья до сих пор много значит для меня. Семья и верность. Тебя просто не будет в моей жизни, если ты не верен. Я не могу тебя убить, поэтому просто буду считать тебя мёртвым. Я настоящий сицилиец».
Сейчас группа кажется довольной собой больше, чем за всю свою карьеру. Выступление завораживает. Со сцены песня «Dead Or Alive» звучит гораздо более балладной, чем легендарная «Live Forever» (Он ковбой. На стальном скакуне. Ох, ё…). «Keep The Faith» дурманит, как наркотик, и ты даже прощаешь Джону вопль: «Добро пожаловать в мою святую обитель рок-н-ролла!» во время исполнения «Lay Your Hands On Me» (на баннере будет написано: «Jon: Lay Your Hands On Me!!!» — «Джон: прикоснись ко мне!!!»). Они правда офигенные. Через по-женски подведённые глаза на тебя глядит вспотевший рок-н-ролльный зверь. Даже кавер «Helter Skelter» исполняют так, что «Beatles» звучит как «Rolling Stones». Играя дивное гитарное соло, Ричи Самбора корчит новую гримасу для каждой ноты. Тико Торрес, обручённый со звездой «Wonderbra» Евой Херциговой, барабанит так, как будто знает, что обручён со звездой «Wonderbra». Но ослепительнее всего — выбритая грудь Джона, которая проявляется из-под шифоновой леопардовой рубашки неоновыми вспышками. Как когда-то говорили о Лиз Тейлор, этот певец и понятие вкуса — несовместимы. Если Джона спросить о том, почему у него такая стрёмная коллекция нарядов от «Versace», он смутится и начнёт бормотать что-то вроде: «Мне нужен был ремень, и Джанни выдал мне какой-то из своих. Мне пришлось взять, чтобы не спадали штаны» или: «Джанни и Донателла — прекрасные и добрые люди». Джон Бон Джови клёвый парень, но тебя так и подмывает попросить его заткнуться и просто наслаждаться тем, что он охрененно богатая рок-звезда.
«Но ты должна знать, что мне это не нужно. Даже если бы у меня не было всего этого, жизнь всё равно была бы прекрасной. Я был счастлив даже тогда, когда работал в магазине автозапчастей или в бистро. Мне было хорошо. Можно было устроиться на лакокрасочную фабрику или кирпичный завод в соседнем городке или пойти служить на флот — именно так и поступали другие. Я просто выбрался из той жизни немного по-другому». Под грохот фейерверков «Bon Jovi» покидает сцену. Музыканты грузятся в лимузин и отправляются в отель в сопровождении восьми полицейских машин (в ЮАР же нет других реальных забот для полиции, правда?). Я еду в первой машине, и меня каждый раз трясёт, когда я вижу стрелку спидометра за отметкой в 100 миль в час. Уже в отеле группа и команда празднуют выступление — в шикарнейшем люксе, оборудованном современной CD-системой, в котором шампанское льётся рекой. Босой и измотанный Джон играет роль заводилы, но, напившись, вынужден присесть. Опьянение делает его сентиментальным.
«Сегодня я мог бы сыграть ещё пару-тройку композиций для народа, но спел именно те, которые хотел. Мне действительно нравится писать баллады. Правда. А что в этом плохого?» — он пялится на свои босые ноги, которые постепенно приобретают синюшный оттенок. Я пытаюсь подбодрить его, попросив изобразить Мика Джаггера, а потом думаю, правильно ли сделала, ведь вся карьера Джона — копирование Мика Джаггера. Хоть и нереально крутое, нужно признать. Он на пределе. Ему просто хочется играть рок-н-ролл, но тогда пресса не будет воспринимать его всерьёз. Ему приходится выступать на детских каналах — совершенно не то, что хочется. Он просто парень из Джерси, который любит петь. Похоже, что больше всего его расстраивает то, что он не Брюс Спрингстин, в чём смысла не больше, чем мне расстраиваться по поводу того, что я — не Хантер Томпсон. Жизнь есть жизнь. Что ж, Джон, давай поговорим о твоих волосах.
Он вздыхает и ухмыляется: «Ну, все эти годы волосы я стриг и осветлял. Хотя на лобке они всё ещё натуральные».
Оригинал публикации: майский номер журнала «Лоудед», 1996 год
Перевод на русский язык выполнен агентством переводов «Лингвиста» специально для Bon Jovi Russia
Упоминание о данной статье из "Лоудед" в другом британском журнале "Керранг" от 27 апреля 1997 года: