На прошлой неделе Джон Бон Джови наведался в Лондон, где дал несколько интервью местным СМИ в поддержку нового альбома группы Бон Джови, записанного без участия её бывшего гитариста Ричи Самборы. Вот одно из них – спецвыпуск «Би-би-си Радио 5» с ди-джеем Нихалом Артанаяке.
Ди-джей: Какой превосходный…
Джон Бон Джови: Спасибо.
Ди-джей: ...отличный альбом. Я прослушал его, и, конечно, он понравится давним фанатам Бон Джови. Я слышу в нём отсылки к The Killers, рейв, как в аранжировках Келвина Харриса, а в некоторых песнях – такое танцевальное звучание, как в «Born Again Tomorrow». Прекрасен до слёз, превосходен. А Вас самого, когда Вы работали над этим проектом, что привлекало, в какую сторону эмоционально тянуло?
Джон Бон Джови: В этой записи отразились многие жизненные впечатления. С последнего альбома прошло три года, даже больше. За эти три года многое случилось, было много жизненных ситуаций. Понимаете, это сейчас я могу шутить и говорить, что из сильной боли рождаются сильные песни, но в тот момент, когда ты это проживаешь, ты думаешь: «О боже, какой долгий день», – и тебе приходится каждый день писать очередную главу в этой книге. Но это нормально, потому что, глядя в прошлое, я уже не знаю, что бы я написал, если бы не прожил всё, что было. Мне никогда не нравились рифмы в стиле «кровь-любовь-морковь». У тебя должно быть, что сказать, и во всей той жизни, которую я уже прожил, есть много того, чем можно поделиться.
Ди-джей: Я слушал песню «Scars On This Guitar» («Шрамы на этой гитаре»), и она как будто транслировала мне, что это моё последнее убежище.
Джон Бон Джови: Да. Эта музыка способна на такое. Я говорю своему ребёнку, что не надо думать: «Я хочу быть звездой рок-н-ролла» или «Я хочу быть рок-монстром». Играй на инструменте, потому что он будет твоим лучшим другом. Поэтому если родители заставляют тебя заниматься на фортепиано, это происходит не потому, что это они так захотели, а потому что они хотят, чтобы ты понял: этот инструмент будет приносить тебе утешение, когда оно тебе необходимо, или радость, или просто будет с тобой, когда больше никого нет рядом. Мне это также помогает транслировать мои мысли, и гитара всегда была моим другом.
Ди-джей: Всегда?
Джон Бон Джови: Да.
Ди-джей: Сколько лет вашим отношениям?
Джон Бон Джови: Я был ещё ребёнком, и мне повезло, потому что у меня была такая же мечта, как у любого тринадцатилетнего подростка – вырасти и играть в группе. Но в Нью-Джерси алкоголь разрешалось употреблять только с 18 лет, поэтому если в шестнадцать тебе удавалось проскользнуть в бар – для тебя это уже был успех. Потом ты играл танцевальную музыку, и дела начинали идти в гору. И эта иллюзия успеха коренится в том времени, когда ты ещё очень молод и тебе нечего бояться, потому что тебе повезло иметь дом и обоих родителей, и всё такое. Это всё упрощало. К тому моменту, когда мне исполнилось 20 лет, я записал альбом, представляете? А сейчас мне 54 года, и я снова выпустил альбом. И это – моё утешение.
Ди-джей: … потому что Ваши родители во всём Вас поддерживали и позволяли Вам делать то, что Вы хотите.
Джон Бон Джови: Я родился, когда у власти был Кеннеди, и тогда всё выглядело так: «Хочешь полететь на Луну? Мы летим на Луну!». Как-то так. Мои родители как бы говорили: «Если хочешь на Луну, то тебе туда». То есть, какой бы ни была мечта, они поддерживали её снова и снова. Но, повторю, я тогда был молодым, а не так, что мне было 30 лет, и я всё ещё жил с родителями.
Ди-джей: Многие так делают.
Джон Бон Джови: Ну, мы так не можем. Мне повезло, что у меня была поддержка, но я был очень молод.
Ди-джей: Откуда же этот драйв? Вы наверняка видели, что Ваши родители встают на рассвете и идут на работу. Они наверняка много работали.
Джон Бон Джови: Да, мы все вышли из рабочей среды. У нас в семье оба родителя работали шесть дней в неделю, у них только воскресенья были выходными днями, и они работали так до пенсии. Но это было абсолютно привычным делом. Так что этот драйв был заложен во мне с детства. Либо у тебя он есть, либо тебе надо его выработать, не важно, в чём он выражается. Меня в детстве не интересовали новые кроссовки или успешная карьера.
Ди-джей: На текущем этапе, слушая этот альбом… Как же свежо он звучит, он полон эмоций, каждая нота наделена движением… Это не похоже на того, кого мы знаем уже три десятилетия, здесь чувствуется прорыв. Чувствуются коренные изменения, не так ли?
Джон Бон Джови: Да, мы не могли иначе. Во-первых, я всегда говорил, что если мы не работаем на том уровне, к которому я привык и стремлюсь, хотя бы минуту – я вне рабочего процесса. И вы больше не сможете задать мне свои вопросы, а я не смогу на них ответить. Вы не сможете взять у меня интервью после реабилитации, спросить про какой-нибудь седьмой брак и так далее. Эти дни никогда не придут для меня. Я говорил это в 25, сейчас мне 54, и всё по-прежнему так. И вот я здесь. И если бы мне было нечего сказать, и если бы у меня не было товарищей с таким же видением мира, я бы с этим покончил. Я всё ещё могу писать песни и хранить их в тетради, мне не нужно для этого выходить на сцену.
Ди-джей: Вы как-то контролируете свою уверенность в себе? Говорят, что уверенность без чувства юмора – это высокомерие, а высокомерие не приведёт к качественному творчеству.
Джон Бон Джови: Нет, нет, нет.
Ди-джей: То есть, Вы…
Джон Бон Джови: Дело в огромной скромности. И… За последние пару лет было много сомнений в себе, но не в том смысле, что я когда-либо считал, что не могу писать. Это сомнение выражалось по-другому, и даже в моём физическом самочувствии, если быть откровенным, в том, чтобы вернуться к тому исполнению, на которое я был способен. Оно выражалось физически в виде стрессов, через которые я прохожу, и я ещё в процессе преодоления. Но я уверен, я почти уверен, что оно вернётся. С собственно написанием у меня никогда не было проблем. Прошлым летом мы выложили запись, которую не продвигали и не раскручивали, под названием «Burning Bridges» («Горящие мосты»), и я тогда топал ногами и выражал своё недовольство звукозаписывающей компанией, потому что там были реально хорошие песни.
Ди-джей: Наслаждались моментом!
Джон Бон Джови: И я оформил диск обычной обёрточной бумагой, но там были эмоции, песни, рассказывающие историю. И, конечно, мы параллельно сочиняли и записывали этот альбом, но за те полгода, которые я не сотрудничал с компанией, я много писал, и дело в том, что остальные песни были под вопросом. Да, в этом было много неуверенности в себе.
Ди-джей: В периоды неуверенности… Вы не могли найти утешения даже в своей гитаре?
Джон Бон Джови: У меня сошли мозоли с пальцев, я не мог даже… Я играл, как тринадцатилетний новичок. Серьёзно. Я не трогал её в 2014 году, просто проходил мимо и даже не прикасался. В январе 2015 года мы были как поссорившиеся любовники. Она даже не смотрела на меня. Я послал ей воздушный поцелуй, а она сказала: «Я с тобой не разговариваю». В итоге мы сели поговорить, и тогда стали приходить эти мысли. Но больше года, то есть, в 2014 году мне было не важно, записываю ли я песни или нет.
Ди-джей: Как это – чувствовать, как неуверенность в себе уходит? Как это понять?
Джон Бон Джови: Я постепенно обретаю достаточную уверенность в себе, чтобы выходить на публику, выступать на сцене. Но я уже почти вернулся к тому состоянию, в котором могу сказать: «Окей, я всё помню. Всё возвращается, и это хорошо, всё будет нормально». Мне в течение трёх лет разные люди говорили, что всё будет нормально. Но все эти песни вплоть до последней песни, вошедшей в новый альбом, копились в тетради, пока я сидел в студии записи. Альбом «This House Is Not For Sale» («Этот дом не продаётся») готовился больше года. Я не знал, какая на него будет реакция, но я знал, какие песни там будут. После всей этой неразберихи нужно быть открытым самому себе.
Ди-джей: Стал ли движущим фактором страх? Принимая во внимание, что Вы родились в среде, когда вам позволяли хоть в космос полететь, страх… страх не быть известным, способным петь?
Джон Бон Джови: Известность никогда не имела значения. Я говорю это, потому что знаю многих музыкантов, которые жаждут аплодисментов, которым действительно нравится слышать своё имя повсюду. Я никогда не обращал на это внимание, это не главное для меня, всего лишь третье место в списке приоритетов. Первое всегда занимали сами песни, второе – их запись, потому что так ты можешь узнать, воплотилась ли твоя мечта. Выходы на публику и взаимодействие с людьми – это прекрасно, но это третий, последний пункт в моём списке. Я живу абсолютно обычной жизнью и всегда так жил. Это может удивлять, но на самом деле, как я уже сказал, я не играю в игры Голливуда.
Ди-джей: Вы рубите сук, на котором сидите!
Джон Бон Джови: Нет.
Ди-джей: А, так это просто обычный реальный парень Бон Джови, представьте себе!
Джон Бон Джови: Да нет, не совсем, рабочий из меня так себе. Острые предметы от меня убирают подальше.
Ди-джей: Вернёмся к страху. Я имел в виду, что однажды вы продали больше полумиллиона…
Джон Бон Джови: Страх здесь – не самое точное слово. Страшно бывает двадцатипятилетнему парню. Больше страха было после альбома «Slippery When Wet» – сможем ли мы это повторить? Это чуть не привело к первому распаду группы, потому что мы усердно работали в Нью-Джерси. Страхи не очень-то мотивируют. Многие люди обречены жить в страхе ежедневно. Они вынуждены ходить на работу, они должны оплачивать счета, и им не хватает денег. К несчастью, это суровая реальность. Это возможность поделиться искусством. Так что страхи действительно не могут быть мотивирующим фактором. Ты никогда не можешь написать что-то стоящее, если тобой владеет страх. Желание хорошо сделать работу – да. Многое из этого, как я уже сказал, выражается физически, но нельзя быть мотивированным страхом.
Ди-джей: Что касается неуверенности в себе, в ней же есть страсть, энергия. Неуверенность в себе позволяет творить что-то.
Джон Бон Джови: Да.
Ди-джей: Означает ли это, что после альбома «This House Is Not For Sale» («Этот дом не продаётся») Вы зададитесь вопросом: «Как я могу снова открыть в себе эту энергию? Откуда она придёт»? Ведь этот альбом – настоящее возрождение для вас, он прекрасен.
Джон Бон Джови: Спасибо. Это очень приятно, и я очень ценю эти слова, потому что мы усердно над ним работали. Мы ещё не играли этих песен вживую, репетиции начинаются только в воскресенье. Мы снимаем видео, мы уже сняли три ролика за выходные. Но даже исполняя песни для видео, я испытываю те же эмоции, потому что я знаю, что значит каждая строчка. Я думаю, интересно будет узнать, что со мной происходит, когда я играю с группой, и что со мной происходит при выступлении на публике, потому что каждое слово… Это не «You Give Love A Bad Name» («Ты даёшь любви плохое имя») – прекрасная песня в мои 25 лет.
Ди-джей: Вы её пели раньше, но сейчас не очень часто.
Джон Бон Джови: Вообще я не могу уже переписать эту песню, она существует, как есть. Да и не захотел бы.
Ди-джей: Вы наверняка воспринимаете новый альбом как «это наш последний альбом»…
Джон Бон Джови: Да.
Ди-джей: И лучше него уже не будет…
Джон Бон Джови: Да, наверное.
Ди-джей: Хорошо. Ричи Самбора…
Джон Бон Джови: Мы поздравляем друг друга на Рождество и не держим друг на друга зла. Это просто безумие. Клянусь своей карьерой, никакой борьбы не было, клянусь своими детьми, деньги тут не замешаны. Это не имеет ничего общего с той чушью, которую вы могли читать в блогосфере и СМИ. У нас было двадцать первое шоу тура, я был в номере, он должен был прийти ко мне днём, но так и не пришёл. С тех пор мы больше не встречались. Я говорил с ним один раз по телефону, и он был тогда в реабилитационном центре, а нам нужен был кто-то на сцене. С того времени он уже отыграл больше сотни концертов. Это было очень травматично в том смысле, что я потерял друга, близкого друга, соавтора, важную часть группы, но игра в рок-группе – это не пожизненное заключение, и именно это я хочу донести фанатам. Ничего плохого не случилось, хотя у него были спорные моменты, и он выбрал больше не играть с нами.
Ди-джей: Насколько чётко Вы классифицируете эмоции? Говорите себе: «Окей, это случилось, я ничего не могу с этим поделать, я должен двигаться дальше»?
Джон Бон Джови: Это такие же отношения, как в семье. Эти ребята верили в моё ви́дение, которое было у меня больше 30 лет назад, они доверяли мне, и мы все друг другу доверяли. Поэтому нет никакой обиды, я повторяю, это не пожизненное заключение.
Ди-джей: А преданность? Насколько она важна для Вас?
Джон Бон Джови: Невероятно. Но его уход не был связан с преданностью или её отсутствием.
Ди-джей: Вы сказали, это не пожизненное заключение.
Джон Бон Джови: Да, в его случае дело было не в преданности. У него были другие причины на то, чтобы так сделать. Это его путь. Мы в группе испытали разочарование – это правда. Сто двадцать людей, которые с нами работают, тоже. Они думали о своём заработке, о записи, которая продвигалась к первой позиции в чартах, об одном из самых масштабных туров в мире, о большой ответственности. Это было непросто, но люди продолжают работать с нами.
Ди-джей: Не так давно я брал интервью у Криса Пайна, и я заметил, что он уже начинает седеть, и я подумал: «Ничего себе!». У меня здесь в Великобритании складывается такое впечатление, что если ты в Америке, то ты вращаешься в шоу-бизнесе, все смотрят на тебя пристально, следят за тем, как ты стареешь… А мне вот очень нравится Ваша седина.
Джон Бон Джови: Спасибо. Мне тоже нравится, на самом деле.
Ди-джей: Вам было просто примириться с этим, воспринять себя таким?
Джон Бон Джови: Я воспринимаю это просто. Мне неважно, нравится ли вам моя музыка вечером или нет, я ничего не могу ответить на это или сделать с этим. Как я сказал, мне было 25 лет, а сейчас 54, и если я буду вдруг красить ногти в чёрный, это не будет отражать меня нынешнего. Я не хочу притворяться, что мои волосы цвета буланого коня – извините, ребята, но всё вот так.
Ди-джей: Вы никогда не испытывали какого-то маркетингового давления на жизнь рок-звезды? Или вы воспринимали это так: «Отлично, мне повезло с лицом»?
Джон Бон Джови: Да. Ну, не с лицом, а с генами. Просто сама идея – притворяться кем-то, кем ты не являешься… У меня просто такое ви́дение. Когда я был ребёнком, я играл в баре у себя дома, он назывался «Быстрый переулок» (Fast Lane), и он был баром группы, а группа называлась… Нет, я даже не буду говорить название, потому что это не самая лучшая история, но фронтмен, которого я тогда знал из поп-рок журналов, выступал в этом клубе, пел по пятнадцать минут. Он играл в расстёгнутой рубашке без пуговиц, на нём висела электрогитара, и её шнур был прикреплён к полу, а сама гитара висела на уровне его живота. В клубе было пятьсот человек. Но я никогда не был бы таким. И вы вряд ли увидите меня таким в восемьдесят лет.
Ди-джей: А если бы Вы облысели, Вы бы как-то… нарастили волосы?
Джон Бон Джови: Нет! В этом эталон – Брюс Уиллис, так что я бы просто наслаждался.
Ди-джей: Какие у Вас сейчас стремления и желания? Одно, я так понимаю, Вы уже реализовали, выпустив этот альбом?
Джон Бон Джови: Да. Третий раз за свою карьеру я смог сделать это. Я делал это с альбомом «Slippery When Wet», с альбомом «Crush», в который вошла песня «It’s My Life». Мы делали это трижды, и я надеюсь, что этот альбом тоже будет таким. Это первый раз за последнюю неделю, когда я слышу реакцию на этот альбом, так как я уже говорил, что у меня она есть, а больше ни у кого нет. Так что я надеюсь, что этот альбом станет очередной большой вехой нашей истории. Если после него будет полноценный хороший тур – то в этом моё музыкальное желание.
Ди-джей: О чём песня «Devils In The Temple» («Дьяволы в храме»)?
Джон Бон Джови: Я не могу рассказать личное, но я могу обобщить. Это о звукозаписывающей компании, это о том аде, через который я прошёл.
Ди-джей: «Что они сделали с этим домом любви».
Джон Бон Джови: Да. Звукозаписывающая компания играла роль церкви. Каждый ребёнок хотел туда, где можно поделиться с другими музыкой, которую ты делаешь, это место хранило в себе историю музыки, показывало, почему музыка так значима. Мне было горько говорить, что это уже не так.
Ди-джей: Но дело же наверняка не в них, а в Вас?
Джон Бон Джови: Нет. Я знаю управляющего. Я так долго был в этой компании, что они сменили три офиса, три раза меняли название, люди спрашивали: «Сколько директоров сменилось?». Не знаю. В общем, сменилось три здания, у нас самый длительно продаваемый альбом, мы на лейбле, но это не то, что было в 1993 году.
Ди-джей: Это потому, что бизнес изменился? Или потому что Бон Джови с огромными продажами альбомов решил, что ему не нужен тот парень из офиса, решающий, что делать с его альбомом?
Джон Бон Джови: Вовсе нет. Я всеми руками и ногами за то, чтобы в нас инвестировали. Однажды ребята из компании A&R поняли наше положение. Это то, что многим не нравится в звукозаписывающем бизнесе – что эти песни недостаточно хороши для альбома и всё такое. И я даже не критикую это. Я критикую то, что могу сказать точно день и время, когда они уберут этот альбом подальше. Я помню, когда этот бизнес процветал, а сейчас дела идут не так, как раньше. Я надеюсь, что в эпоху Интернета, в которую мы живём, может быть найден второй Боб Дилан, потому что у него есть возможности, этот свободный доступ к обширному интернет-пространству, и его стихи и песни будут услышаны. Но пятнадцать лет назад было время, когда такой Боб Дилан не нашёлся бы, потому что не подошёл бы формату песенного шоу или поп-формату радио. А Интернет сейчас это позволяет сделать. Идея ребёнка, который продает 230 миллионов копий альбома… Удачи! Я могу поставить на то, что этого больше не случится. Но я хочу ещё вот что сказать про музыкальный бизнес. Музыка, книги, кино и искусство взаимозависимы. Они очень важны, потому что так выражается наше прошлое и будущее. Но если ты отрицаешь это, снижая стандарты, что останется потом рассказывать детям? Откуда взяться следующему Дилану, «Крёстному отцу», прекрасной картине или отличной книге? Это должно происходить, это очень важно. Если этого не будет происходить, и люди будут тупеть, мы получим общество дураков, мотивированных одними лишь деньгами.
Ди-джей: Если бы я предложил Вам нечестный выбор – пристегните ремень, наденьте шлем – между тем, чтобы это самый популярный альбом среди имеющихся фанатов, или легионом новых фанатов, что бы Вы выбрали?
Джон Бон Джови: Последнее.
Ди-джей: Почему?
Джон Бон Джови: Потому что я хочу расти. Для меня это будет знаком продолжения роста. А иначе знаете, чем это кончится? Новой диско-версией «Livin’ On A Prayer» («Живя молитвами»). Но этого не случится. Мне кажется, каждый музыкант хочет продолжать развиваться, по крайней мере те, кто мне нравится. Я хочу писать новое, и хочу, чтобы его принимали.
Оригинал публикации: «Би-би-си Радио 5».
Перевод на русский язык выполнен агентством переводов «Лингвиста» специально для Bon Jovi Russia.
